Николай Степанович ГУМИЛЁВ
И мечтаю я, чтоб сказали
О России, стране равнин:
- Вот страна прекраснейших
женщин
И отважнейших мужчин.
(“Сестре милосердия”)
Слова Н. ГУМИЛЁВА Музыка В. МЕШАВКИНА
Если встретишь меня, не узнаешь,
Назовут – едва ли припомнишь.
Только раз говорил я с тобою,
Только раз целовал твои руки.
Но, клянусь, - ты будешь моею,
Даже если ты любишь другого,
Даже если долгие годы
Не удастся тебя мне встретить.
Я клянусь тебе белым храмом,
Что мы вместе видели на рассвете,
В этом храме венчал нас незримо
Серафим с пылающим взором.
Я клянусь тебе теми снами,
Что я вижу теперь каждой ночью,
И моей великой тоскою
О тебе в великой пустыне,
В той пустыне, где горы вставали,
Как твои молодые груди,
И закаты в небе пылали,
Как твои кровавые губы.
Ужас.
Я долго шёл по коридорам,
Кругом, как враг, таилась тишь.
На пришельца враждебным взором
Смотрели статуи из ниш.
В угрюмом сне застыли вещи,
Был странен серый полумрак,
И точно маятник зловещий,
Звучал мой одинокий шаг.
И там, где глубже сумрак хмурый,
Мой взор горящий был смущён
Едва заметною фигурой
В тени столпившихся колонн.
Я подошёл и вот мгновенный,
Как зверь, в меня вцепился страх:
Я встретил голову гиены
На стройных девичьих плечах.
На острой морде кровь налипла,
Глаза зияли пустотой,
И мерзко крался шёпот хриплый:
"Ты сам пришел сюда, ты мой!"
Мгновенья страшные бежали,
И наплывала полумгла,
И бледный ужас повторяли
Бесчисленные зеркала.
На острой морде кровь налипла,
Глаза зияли пустотой,
И мерзко крался шёпот хриплый:
"Ты сам пришел сюда, ты мой!"
Пещера сна.
Слова Н. ГУМИЛЁВА Музыка В. МЕШАВКИНА
Там, где
похоронен старый маг,
Где зияет в
мраморе пещера,
Мы услышим
робкий, тайный шаг,
Мы с тобой
увидим Люцифера.
Подожди,
погаснет скучный день,
В мире будет
тихо, как во храме,
Люцифер
прокрадётся, как тень,
С тихими
вечерними тенями.
Скрыты,
незримые для всех,
Сохраним мы
нежное молчанье,
Будем слушать
серебристый смех
И
бессильно-горькое рыданье.
Синий блеск
нам взор заворожит,
Фея Маб свои
расскажет сказки,
И спугнёт,
блуждая, Вечный Жид
Бабочек
оранжевой окраски.
Но когда
воздушный лунный знак
Побледнеет,
шествуя к паденью,
Снова станет
трупом старый маг,
Люцифер - блуждающею тенью.
Фея Маб на
лунном лепестке
Улетит к
далёкому чертогу,
И, угрюмо
посох сжав в руке,
Вечный Жид отправится
в дорогу.
И, взойдя, на
плиты алтаря,
Мы заглянем в
узкое оконце,
Чтобы
встретить песнею царя,
Золотисто-огненное
солнце.
И ныне есть ещё пророки,
Хотя упали алтари,
Их очи ясны и глубоки
Грядущим пламенем зари.
Но им так чужд призыв победный,
Их давит власть бездонных слов,
Они запуганы и бледны
В громадах каменных домов.
И иногда, в печали бурной,
Пророк, не признанный у нас,
Подъемлет к небу взор лазурный
Своих лучистых, ясных глаз.
Он говорит, что он безумный,
Но что душа его свята,
Что он, в печали многодумной,
Увидел светлый лик Христа.
Мечты господни многооки,
Рука дающего щедра,
И есть ещё, как он, пророки –
Святые рыцари добра.
Он говорит, что мир не страшен,
Что он зари грядущей князь…
Но только духи тёмных башен
Те речи слушают, смеясь.
***
По стенам опустевшего дома
Пробегают холодные тени,
И рыдают бессильные гномы
В тишине своих новых владений.
По стенам, по столам, по буфетам,
Все могли бы их видеть воочью,
Их, оставленных ласковым светом,
Окружённых безрадостной ночью.
Их больные и слабые тельца
Трепетали в тоске и истоме
С той поры, как не стало владельца
В этом прежде смеявшемся доме.
Сумрак комнат покинутых душен,
Тишина с каждым мигом печальней,
Их владелец был ими ж задушен
В темноте готической спальни.
Унесли погребальные свечи,
Отшумели прощальные тризны,
И остались лишь смутные речи
Да рыданья, полны укоризны.
По стенам опустевшего дома
Пробегают холодные тени,
И рыдают бессильные гномы
В тишине своих новых владений.
Когда в полночной тишине
Мелькнёт крылом и крикнет филин,
Ты вдруг прислонишься к стене,
Волненьем сумрачным осилен.
О чём напомнит этот звук,
Загадка вещая для слуха?
Какую смену древних мук,
Какое жало в недрах духа?
Былое память воскресит,
И снова с плачем похоронит
Восторг, который был открыт
И не был узнан, не был понят.
Тот сон, что в жизни ты искал,
Внезапно сделается ложным,
И мёртвый черепа оскал
Тебе шепнёт о невозможном.
Ты прислоняешься к стене,
А в сердце ужас и тревога,
Так страшно слышать в тишине
Шаги неведомого бога.
Но миг! И, чуя близкий плен,
С душой, отдавшейся дремоте,
Ты промелькнёшь средь белых пен
В береговом водовороте.